Судебное землеустройство

О проявлении теории «эксперт – научный судья факта» при рассмотрении судами споров о реестровой ошибке в описании местоположения границ земельных участков

О проявлении теории "эксперт - научный судья факта" при рассмотрении судами споров о реестровой ошибке в описании местоположения границ земельных участков // Правовое регулирование сбалансированного развития территорий : Сборник материалов Международных научных конференций, Москва, 14 декабря 2017 года. – Москва: Московский государственный университет геодезии и картографии, 2018. – С. 293-298. – EDN CIYYNE.

 

О проявлении теории «эксперт – научный судья факта» при рассмотрении судами споров о реестровой ошибке в описании местоположения границ земельных участков

Немецким учёным Карлом Иосифом Антоном Миттермайером (Carl Joseph Anton Mittermaier, 1787 – 1867) выдвинута теория «эксперт – научный судья», согласно которой заключение эксперта является особым видом доказательств, во многом схожим с уликой, поскольку состоит из мнений, высказываемых сведущими людьми по предметам их специальности, поэтому, эксперты — это научные судьи факта (judices fakti).

В России эта теория была поддержана судебным медиком В.И. Штольцем и получила теоретическое обоснование в трудах профессора уголовного права Л.Е. Владимирова. Так как в XIX веке судебная экспертиза как научная деятельность только начала зарождаться, на этом этапе наиболее востребованной, и по этой причине активно развивающейся, являлась судебно-медицинская экспертиза. В.И. Штольц (1837 – 1899) считал ошибочными положения законодательства, дающие право судебным органам оценивать результаты судебно-медицинской экспертизы. В одном из его докладов находим следующее: «Представители суда берутся обсуждать мало им знакомую судебно-медицинскую экспертизу и притом с тоном непогрешимости, в то время, когда в делах, ближе их касающихся, они не всегда могут разобраться хорошенько».[1]

Л.Е. Владимиров (1845 – 1917), проводя деление экспертов на ненаучных (основывающих заключение на опыте в каком-либо ремесле, занятии, промысле) и научных (основывающих заключение на какой-либо науке), заключения последних относил не к судебным доказательствам[2], а к приговорам. По этому поводу писал следующее: «Эксперты, основывающие свои заключения на какой-либо науке, суть научные судьи, приговор которых является решением специального вопроса в деле. Этот приговор принимается за доказательство. Но он доказательство не потому, что судьи и присяжные действительно убедились в научной правильности заключения эксперта, а потому что он исходит от специалистов, имеющих все данные для основательного решения вопроса. Судьи и присяжные не могут быть посвящены в тайны науки в течение одного судебного заседания; они не могут критически относиться к экспертизе, для понимания оснований которой требуется целый ряд лет научных занятий. Им остается только следовать авторитетному указанию эксперта. Суд самостоятелен в выборе экспертов. Но раз последние выбраны, судья следует за ними, как слепой за своим поводырем». «Судьи и присяжные не в состоянии оценивать научную экспертизу».[3]

Данная концепция не нашла широкой поддержки среди ведущих российских дореволюционных процессуалистов. В частности И.Я. Фойницкий (1847 – 1913) указывал, что вопрос о процессуальной природе не получил еще в литературе однообразного решения. Есть направление, отказывающее видеть в экспертизе судебное доказательство и предлагающее считать экспертов полномочными и исключительными судьями, разрешающими вопросы, для уразумения которых требуются специальные познания, и суд не вправе критиковать ответы, данные экспертами, подобно тому, как суд не критикует вердикт присяжных. Не соглашаясь с таким подходом, И.Я. Фойницкий отмечал, что он ведёт к возврату инквизиционной теории формальных доказательств. Кроме того, между судом и экспертами есть разница в том, что суд в силу закона обязан в определённый срок дать категорический ответ о виновности, а эксперт может не дать ответ на поставленные вопросы, если у него нет оснований для его разрешения.[4]

Декретом СНК РСФСР от 24.11.1917 «О суде» были упразднены все правовые институты царской России, а в новых принципах большевистского судопроизводства теория «эксперт – научный судья факта» нашла своё применение. Так, Постановление Народного Комиссара Здравоохранения «О правах и обязанностях государственных медицинских экспертов» от 28.01.1919 года[5] содержит ряд соответствующих положений. Заключение медицинского эксперта получило обязательную силу и значение для частных лиц и учреждений различного ведомства при соблюдении предписанных законом условий. Действия медицинских экспертов опротестовывалось в инстанционном порядке. Решение высшей инстанции – Народного Комиссариата Здравоохранения – являлось окончательным. Медицинский эксперт наделялся правом требовать для обозрения все относящиеся к данному случаю документы, переписки и вещественные доказательства, производить осмотры местностей и помещений и даже опрашивать потерпевших, свидетелей и сведущих лиц и принимать другие меры для выяснения тех обстоятельств, которые имеют существенное значение для выполнения экспертизы. Таким образом, заключение эксперта превратилось не просто в доказательство, которое подлежит оценки судом, а в научный приговор, имеющий обязательную силу для суда.

Эти положения были подтверждены и развиты в Постановлении Наркомздрава РСФСР, Наркомюста РСФСР от 24.10.1921 «О судебно-медицинских экспертах (Положение)»[6]. В статье 6 эксперт прямо именуется «научным судьею фактов».

Дискуссия о доказательственном значении судебной экспертизы шла вплоть до принятия УПК РСФСР в 1960 году и закончилась «поражением» сторонников концепции научного судьи. Статья 71 определила, что никакие доказательства не имеют заранее установленной силы. Аналогичные нормы содержатся и во всех ныне действующих процессуальных кодексах РФ.

Корифей отечественной криминалистики Р.С. Белкин, предвидя возможность возврата к вышеописанной доктрине, писал: «Концепция «эксперта — научного судьи» не получила реализации в судебной практике. Однако при усложнении современных процессов экспертного исследования и применяемых экспертами методов можно предполагать возрождение этой концепции в каком-либо «осовремененном» виде»[7].

В настоящее время сложилась дуалистическая ситуация, когда законодатель требует от правоприменителей обязательности оценки заключения эксперта, а правоприменители заявляют о её ненужности в виду невозможности, т. к. один человек не может охватить все сферы специальных знаний.

Оценка заключения эксперта отличается от оценки других доказательств. Р.С. Белкин указывал, что «следователь и суд в состоянии оценить лишь полноту заключения, проверить, на все ли поставленные вопросы даны ответы. Ни научную обоснованность, ни правильность выбора и применения метода исследования, ни соответствие этого метода современным достижениям соответствующей области научного знания они оценить не в состоянии, поскольку для такой оценки должны обладать теми же познаниями, что и эксперт»[8]. Данный довод схож с аргументами защитников теории «научного судьи».

В литературе предлагаются разные способы выхода из сложившейся ситуации по оценке заключений экспертов:

• создать условия для проведения состязания экспертов, ввести в законодательство понятие «конкурирующая экспертиза»;
• внедрить специализацию судов или судей, это приведёт к повышению уровня их специальных знаний в соответствующих специализации отраслях;
• проводить судами оценку заключения в первую очередь на предмет соответствия экспертным методикам, которые должны быть предварительно стандартизованы, формализованы и включены в единую систему методологического обеспечения судебных экспертов.

Два первых были обоснованно отвергнуты процессуалистами, а в направлении разработки единых научно-методических систем в настоящее время ведётся активная работа.

Как показывает практика, оценка заключения эксперта часто носит формальный характер и трафаретную форму: «Оснований не доверять выводам, изложенным в заключении эксперта, не имеется, поскольку экспертиза проведена компетентным экспертом, предупрежденным об уголовной ответственности, имеющим высшее профессиональное образование и достаточно большой стаж работы по специальности, само заключения мотивированно, научно-обоснованно и полностью соответствует предъявляемым к нему требованиям законодательства». Такое отношение к заключению эксперта есть не что иное, как современное проявление концепции «эксперта – научного судьи».

Подход к заключению эксперта, основанный на полном доверии эксперту, не может быть оправданным. Уровень профессиональной подготовки эксперта, современное оборудование и методики, используемые при производстве судебных экспертиз, не гарантируют отсутствия ошибок и заблуждений в заключение эксперта. Между тем цена экспертной ошибки высока: она зачастую превращается в судебную ошибку.

В настоящее время описанная теория ярко проявилась при разрешении судами споров о реестровых (до 01.01.2017 – кадастровых) ошибках в описании местоположения границ земельных участков. Эти ошибки исправляются как во внесудебном, так и в судебном порядке. В первом случае кадастровым инженером подготавливается межевой план по исправлению ошибки в сведениях ЕГРН о местоположении границ и (или) площади земельного участка; в разделе «Заключение кадастрового инженера», включаемого в состав межевого плана, обосновывается наличие ошибки. После получения данного документа органом регистрации принимается соответствующее решение и ошибка исправляется.

В тех случаях, когда местоположение земельного участка, учтённое в ЕГРН, препятствует реализации прав на другой земельный участок, в том числе в связи с невозможностью подготовить межевой план в виду выявленных пересечений и в иных случаях, а правообладатели отказываются исправлять описание местоположения или контакт с ними установить невозможно, единственным способом разрешения сложившейся ситуации является обращение в суд. При рассмотрении таких дел в подавляющем большинстве случаев суды назначают судебную землеустроительную экспертизу, на разрешение которой чаще всего ставится вопрос о наличии или отсутствии реестровой ошибки.

Судебная землеустроительная экспертиза является новым родом экспертиз, появившимся порядка 10 лет назад. Из истории развития всех судебных экспертиз известно, что пока формируется новый род экспертиз, их проводят лица, весьма далёкие от судопроизводства; при этом они руководствуются не экспертными технологиями, а исключительно практическими и теоретическими сведениями «материнской науки». Чаще всего услуги по производству землеустроительных экспертиз оказывают лица, специализирующиеся на производстве кадастровых работ. Как правило, такие исследования содержат многочисленные процессуальные, операционные и гносеологические ошибки.

Роль судебного эксперта и кадастрового инженера при разрешении вопроса о наличии реестровой ошибки существенно отличается. Кадастровый инженер в своём заключении не ограничен в доводах, обосновывающих её наличие. И практика показывает, что нередко кадастровые инженеры злоупотребляют своими полномочиями для узаконения самовольного захвата смежных территорий или изменения формы ЗУ, несмотря на то, что за подобное деяние предусмотрена административная и уголовная ответственность. Срок давности по указанным деяниям составляется один год с момента их совершения, а факт совершения обнаруживается, как правило, после истечения данного срока.

Несмотря на некоторую общность задачи, а также на то, что в качестве судебного эксперта суд часто назначает кадастровых инженеров, у эксперта совершенно иные процессуальные возможности. Эксперт проводит исследование на строго научной основе. Он не вправе давать ответы на правовые вопросы. В п. 4 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2010 N 28 «О судебной экспертизе по уголовным делам» разъясняется, что постановка перед экспертом правовых вопросов, связанных с оценкой деяния … (например, что имело место – убийство или самоубийство?), как не входящих в его компетенцию, не допускается. В п.13 Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 24.06.2008 N 11 (ред. от 09.02.2012) «О подготовке гражданских дел к судебному разбирательству» говорится, что недопустима постановка перед экспертом (экспертами) вопросов правового характера, разрешение которых относится к компетенции суда (например, вопроса о дееспособности гражданина, а не о характере его заболевания). В п. 8 Постановления Пленума ВАС РФ от 04.04.2014 N 23 «О некоторых вопросах практики применения арбитражными судами законодательства об экспертизе» обращается внимание, что, определяя вопросы, по которым необходимо провести экспертизу, суд исходит из того, что вопросы права и правовых последствий оценки доказательств не могут быть поставлены перед экспертом. По аналогии суд не может ставить, а эксперт не может давать ответ на вопрос о наличии реестровой ошибки в местоположении земельного участка. Этот вопрос является правовым. Эксперт должен провести сравнительный анализ сведений о местоположении границ в представленных на исследование документах и результатов собственных натурных измерений, определив величины несоответствий и их допустимость. А прерогатива суда на основе пояснений сторон, показаний свидетелей, заключения эксперта и иных доказательств, квалифицировать несоответствия в местоположении границ по сведениям из разных источников как спор о праве или как реестровую ошибку.

Необходимо пояснить, что правовая природа реестровой ошибки о местоположении ЗУ на сегодняшний момент недостаточно изучена. В литературе только описаны некоторые формы проявления ошибки в местоположении, большинство из которых уже неактуальны из-за выросшего уровня автоматизации кадастрового учёта[9]. Между тем генезис этих ошибок связан не только с техническими действиями лиц, проводивших работы по межеванию (измерения для определения координат, вычисления, графические построения, опечатки), но и с правовыми (нарушение процедуры определения местоположения границ[10], их согласования и др.). Необходимо также отметить, что грань между ошибкой и внесением заведомо ложных сведений в межевой план очень тонкая, это тема отдельного исследования.

Между тем в судебной практике сложился несколько иной взгляд на реестровые ошибки в описании местоположения границ. Под ними понимаются ошибки, которые не вызывают спора между правообладателями земельных участков, то есть технические и правовые действия лиц, проводивших межевание, не порождают спора о положении границ на местности, оспаривается только их описание в ЕГРН. В противном случае спор должен разрешаться не путём исправления реестровой ошибки, а оспариванием результатов межевания и определением нового местоположения границ. Такой подход в полной мере согласуется с последним предложением ч. 3 ст. 61 Закона о регистрации недвижимости. Спорящие стороны часто избирают неправильную тактику защиты нарушенных прав в суде: спор о местоположении границы подменяют спором об исправлении реестровой ошибки. И суды, назначая судебную землеустроительную экспертизу, ставят на разрешение вопросы о наличии этой ошибки, невзирая на его правовую природу и иной характер спорного правоотношения.

Практика проведения автором судебных экспертиз за последние 5 лет более чем по 300 спорам о границах земельных участков и анализ порядка 100 заключений экспертов из разных регионов России показывают, что для однозначного установления факта наличия реестровой ошибки в сведениях о местоположении границ в большинстве случаев одних только средств судебной экспертизы недостаточно. Необходимо комплексное исследование всех доказательств, что находится за пределами компетенции судебного эксперта-землеустроителя. Между тем назначаемые судами эксперты, не имеющие специальной экспертной подготовки, выходят за пределы своей компетенции, разрешая вопросы по оценке доказательств, составляя заключения, в которых отсутствуют описания процессов исследований как таковых, и формулируют голословные, ничем не подтверждённые выводы, основанные на догадках. Как ранее указывалось, суд не всегда в состоянии оценить заключение эксперта и вынужден выносить решение, основанное на доверии к эксперту.

В качестве примера приведу случай из судебной практики. До рассмотрения дела в суде в отношении земельного участка ответчиков был проведён государственный земельный надзор. Установлено: забор на обследованном отрезке границы смещён на 0,5 м относительно границы, учтённой в государственном кадастре, на земли общего пользования. По мнению истцов это обстоятельство доказывало, что на обследованном участке ответчики самовольно перенесли забор не только на земли общего пользования, но и на другом отрезке границы – на их участок. Истцы обратились в суд с требованием об устранении препятствий в пользовании земельным участком и переносе заборов в соответствии с местоположением, учтённым в государственном кадастре. Судом была назначена землеустроительная экспертиза, производство которой было поручено ГУП БТИ одного из субъектов РФ. Заключение подписали три работника этого предприятия, один из которых имеет высшее юридическое образование. Образование остальных не указано, но они работают инженерами-геодезистами, один из них имеет солидный стаж 30 лет. На вопрос о наличии кадастровой ошибки в отношении участка ответчиков сделан однозначный категорический положительный вывод. Основанием этому послужили два установленных при производстве экспертизы факта: фактическое положение границы не соответствует учтённому; фактические линейные размеры участка по периметру незначительно отличаются от соответствующих им размеров в сведениях кадастрового учёта и в материалах технической инвентаризации. В самом заключении большое количество ошибок всех видов, в том числе грубых процессуальных, которые суд предпочёл не заметить. Эксперты по неизвестным причинам не обратили внимания на другие данные, содержащиеся в исследованных ими материалах, которые в совокупности с установленными фактами приводят к противоположным выводам. Решением суда в удовлетворении заявленных требований было отказано в принципе только на том основании, что эксперты установили наличие ошибки в сведениях кадастрового учёта о местоположении границы земельного участка ответчиков.

Из каждого правила есть свои исключения, несколько примеров однозначного установления фактов наличия грубых реестровых ошибок в результате экспертного исследования привести можно. Например, местоположение садового участка учтено в ЕГРН на расстоянии 3 км от его фактического расположения. В другом случае эксперт сделал обусловленный вывод: если положение опор надземного газопровода не изменялось с момента государственного учёта земельных участков под ними, то в сведениях о местоположении содержится реестровая ошибка.

Суммируя изложенное, представляется возможным сделать вывод о необходимости создания научно-практических центров, предпочтительнее на базе специальных профессиональных сообществ, объединяющих практикующих экспертов-землеустроителей, перед которыми будет стоять задача по разработке теории судебной землеустроительной экспертизы как целостного учения о предмете, объектах, экспертных задачах, методах и методиках исследования. Второй задачей должна стать разработка и реализация образовательных программ высшего и дополнительного образования судебных экспертов-землеустроителей. Указанные мероприятия позволят уменьшить субъективизм в заключениях экспертов и позволят судам правильно разрешать споры о границах земельных участков.